На Дерибасовской если не во всей Одессе её знали все: черное облако запутанных приморским ветром кудрей, глаза - черные, в действительности темного шоколада - карие с поволокой от длинных черных прямых стрел ресниц, которые обычно принято называть «Ах, эти черные глаза!» и дальше - «меня пленили…».

Яркий красный рот без помады, с соблазнительно загнутыми вверх уголками губ, как в постоянной насмешливой полуулыбке. Ямочка на подбородке, который можно было бы считать или волевым или упрямым в зависимости от настроения смотрящего на это прекрасное лицо с крутым черным росчерком подвижных бровей.

«Цыганка, воровка» - тут же решали одни, глядя на нее. «Прекрасная Рахиль - еврейка» - были уверенны другие. «Всё-таки красивы украинские женщины» итожили третьи в стиле гоголевского - «тиха украинская ночь».

А она? Она любила знать в себе «я - персиянка» и изучала до состояния «наизусть» труд Фридриха Ницше «Так говорил Заратуштра» разбираясь с зороастризмом, который почему-то влек её к себе неодолимо. Её прабабушкой действительно была персиянка, которую пленной привез её прапрадедушка, чтобы она стала его женой и матерью его пятерых детей.

Предания рода хранило, что прапрабабушка никогда не произнесла ни слова и все считали её немой, заговорила она перед смертью, её спросили «как она могла молчать столько лет - 75, и она ответила «итак понимали все» - говорящими выразительными были её прекрасные черные глаза.

Кармен с Дерибасовской боготворила свою прапрабабушку и узнавая нравы и обычаи персов узнала о зороастризме, благом боге Ахурамазде - Духе Света и Духе Зла Ангхро Майнью или Аримане - злом Духе тьмы.

Она разжигала огонь - святыню зороастризма - везде, где было возможно: то большой костер на поляне, когда языки пламени лизали чернеющий ночной воздух, то несколько прутиков, которые ярко горели, в предрассветном воздухе на влажном от ночного бриза песке пляжа, потрескивая, бросая в небо яркие искры света собирали симфонию из света еще видимых в рассветном воздухе далеких звёзд, из однообразного ритма качающихся звуков волн, вовлекающего чувства в мистику бесконечности времени. Симфонию дополнял монотонный шорох - таинственное, тихое нашептывание частицами песка тайн дна недостижимых глубин моря.

Чаще она разжигала тоненькие веточки в большой керамической вазе у себя на письменном столе, и они неровными отблесками света вдруг создавали волшебный танец греческих нимф, изображенных на внутренней поверхности чаши.

На этом столе она любила что-то «поделать»: порисовать профили, выдающие характеры самолюбивого позерства мужчин, или самовлюбленности, корыстной ожесточенности лиц женщин, непосредственной влюбленности в жизнь и все в ней существующее в лицах детей, их безудержное веселье в смеющихся лицах. Она любила рисовать или лепить неповторимые росчерки крыльев птиц, очертания кряжистых стволов и сказочно причудливых разветвлений ветвей крон деревьев…

Ося - её парень, она была в него влюблена - смущенно, радостно, взволнованно - Иосиф как звали его родители, говорил ей: женщина должна быть с характером, должна удивлять, где-то даже поражать, но не шокировать… картинно - задумчиво забросив руки за голову Кармен смотрела в небо, потом озорно рассмеявшись коротко бросала:
Сгинь, Ариман, хочешь-не хочешь - огонь есть огонь, не оставит того, что только гнить способен, а гореть не умеет…

Но огонь испепеляет…
«Отойди, не гляди, нету сил никаких», - напела низким деланным голосом Кармен цыганскую песню, и добавила широко раскрыв блестящие черные глаза:
Испепелю, потому что люблю…

Договорить не успевала, Ося хватал её в объятия и зацеловывал все её готовые сорваться с уст слова.

Она писала стихи о безумстве полетов чаек над штормовым морем, и наброски прозы о улицах Одессы, о бездонной грусти или неудержимом веселье её обитателей. - Все крайние стадии чувств будоражили в ней самой то, что она считала главным в человеке - костер чувств и жгучее пламя мыслей.

Еще она всегда уместно на улицах или неуместно в учреждениях носила платья, расцветкой напоминающие пламя костров. Платья, с широкими, углами резанных клиньев юбок, чтобы когда она резко разворачивалась, а делала так почти всегда - пламя взлетало вокруг неё.

Но более всего она любила сочинять танцы - зарисовывая силуэты танцовщиков, то в летящих шпагатах в воздухе с запрокинутым головами и по лебединому вытянутыми шеями, то распластанными по полу с натянутым струной телами… при этом в голове у нее звучала музыка, чаще всего в ней доминировала филигранная вязь бешеной дроби ритма и стремительного темпа звуков скрипки… Эта музыка не была классической - Кармен или Армен как звали её дома и друзья - была образована музыкально, литературно и не только - широкая образованность была стилем и традицией её рода. Эта музыка рождалась в глубинах её сознания

На сцену в проекте «украйна мае талант» вышла одиноко выглядевшая на большой сцене девушка. «Одинокость» ощущалась из-за её тоненькой фигурки и от того как она держала голову на слегка наклоненной тонкой шее. Её платье обтягивало точенные тонкие плечи и длинные руки с удлиненными кистями и тонкими пальцами.

Жёстко стянутая корсетом со шнуровкой изысканных линий тоненькая «веточка» талии и из нескольких воланов расширяющаяся к низу юбка, от чего юбка выглядела «водопадом» ткани. Многочисленные ремешки туфелек на голых ступнях.

Ровно и спокойно глядя на судейскую группу она ждала их вопросов после ее единственного слова «витаемо вас».

- Вы пришли танцевать?
- Да, так.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Маша, Мила, Муся, Манон, Армен, Кармен…
- Достаточно имен для одной выступающей!
- Откуда вы?
- С Дерибасовской…
- Это что город или страна? - пошутил один из судей, сидевший с левого края.
- Все знают, что это еврейский автономный край, но его государственный статус еще не оформлен - пошутила она, хотя голос её слегка дрожал от волнения.
- Что вы будете танцевать?
- Кармен-данс.
- Ну давайте, Кармен с Дерибасовской, танцуйте.
- Благодарю, теперь, в эту минуту - меня зовут Кармен с Дерибасовской из группы «Маша, Мила, Муся, Манон и я - солистка Кармен».
- Вы - одна исполните танец группы?
- Да.