Мне было около пяти лет, когда я увидел, как все родственники грустят, некоторые плачут и испытывают общее горе от того, что с ними рядом больше нет любимого им человека. Это был мой двоюродный дедушка, он умер вследствие рака желудка - так мне объяснили позже.

В день похорон небо было свободным от туч, светило яркое июльское солнце и дул сильный степной ветер. Мы с младшим братом играли на турниках, улыбались как всегда и до конца не понимали отчего все родные так грустны, почему им плохо. Для нас существовал только факт - умер деда Юра, так нам сказали. Но я не чувствовал утрату, не потому, что не был с ним близок, напротив - мы всегда хорошо и радостно проводили время, в моей голове только светлые воспоминания о нем. Но я не чувствовал, что потерял его.

Возвращаясь к этим воспоминаниям, я замечаю, что мое поведение и ощущение по отношению к смерти изменилось, а, может, мутировало. Я начал испытывать боль, жалость (в том числе к себе) и скорбь. В моменты смерти близких или друзей я начал вести себя так, как принято это делать на той территории и в той среде, которой я живу. К примеру, нужно надевать черную одежду на похороны - это обозначает, что есть правила, которые обязаны соблюсти все участники панихиды. Какие еще есть правила в таких ситуациях? Грустить? Жалеть об утрате? Определенно, в первую очередь это олицетворяет нашу привязанность.

Эти размышления навели меня на вопрос - почему будучи ребенком я не испытывал всего этого? Ответ прост - я не был заключен в рамки, я не знал о смерти ничего, я не был заражен идеями, которые предлагают окружающие, я был волен думать, чувствовать и вести себя непосредственно.

Всё наше знание о смерти - это каталог данных, к которому мы обращаемся только потому, что он существует в нас. А что, если исключить любое знание о смерти? Представьте общество, в котором никогда не было смерти, и вдруг оно впервые наблюдает случай, когда человек больше не говорит, не шевелится, не дышит и вообще какой-то холодный. Первое, что может придти на ум наблюдателей - «Что-то с ним не так», «он не здоров» и так далее. Становится ясно, что такое явление без дополнительного опыта и чужих проекций нечто не нормальное, что-то противоречащее жизни.

Если мы имеем возможность поставить под сомнение восприятие смерти, то мы можем усомниться и в самой смерти. Тут многие не согласятся со мной и возразят - «Но ведь у нас есть опыт». Да, но каковы истоки этого опыта? Каким он был впервые? Это было собственное наблюдение за уходом человека или чьи-то трактования, которыми с вами делились? Чаще - второе, и происходит это в детстве. Когда мы были детьми, большинству из нас непременно что-то говорили о смерти. Именно это и стало нашим первичным опытом и в дальнейшем формировало восприятие слова «смерть». Само явление стоит отделить от слова, ведь мы действительно наблюдаем, как человек перестает жить в своем физическом носителе. Но является ли это смертью или это так называют?

В словаре Российской Академии от 1794 года слово «Смерть» трактуется как «Разлучение души от тела», что может означать невозможность тела сохранять в себе душу. Может это происходить по двум причинам. Первая - влияние на тело физически негативно с быстрым разрушением его структуры, это называют насильственной смертью. Вторая - медленное негативное влияние на тело, что приводит к тому же результату - разрушению, называют это болезнью. Но что, если исключить и резкое и медленное негативное влияние на тело? Сможет ли оно тогда содержать в себе душу вечно? Предположим, что сможет. Тогда смерть, как наблюдаемое явление исключается и остается только понятие, которое за время исчерпает наделенные смыслы.

Результат выглядит логично, хотя путь к нему кажется фантастическим. Но что, если использовать обратный механизм? Предположим, что общество исключило из слова «смерть» боль, скорбь, тягость, окончание, следствие болезни, способ устранения проблемы, и все, что может хоть как-то характеризовать явление «смерть». В таком случает на уровне логоса можно утвердить - смерти нет. Если смерть перестает занимать сознание людей, то и само слово из употребления и осмысления исключается.

Следствием отсутствия каких-либо представлений об этом явлении, остается то, что общее сознание может строить новую систему жизнеспособности и вводить новые понятия, такие как «переход» или «уровни жизни». Этот текст не заставляет принимать такую точку зрения, но предлагает поразмыслить над тем, как можно сохранить свое тело и какие могут быть уровни жизни, как переходить от одного к другому, и можно ли жить вечно.